Гульназ Эсфандиари на шестом Форуме «Аль-Джазира», март 2011 года. Фото размещено с её разрешения.

Живущая в Вашингтоне Гульнар Эсфандиари работает старшим корреспондентом на Радио «Свобода» и является одним из немногих англоязычных иранских журналистов за пределами Ирана, пишущих об особенностях и мало освещённых сторонах иранского общества и политики. Если вы интересуетесь Ираном, то вы уже, вероятно, следите за Гульназ в Twitter. Также вам, наверное, известен её блог, Persian Letters, один из немногих англоязычных иранских новостных источников. Работая одновременно в персидской службе Радио «Свобода» и в англоязычном отделе новостей, Гульназ ощущает себя своего рода «мостом» между двумя редакциями. 

Сооснователь Global Voices Этан Цукерман охарактеризовал такие связующие фигуры как тех людей, которые горячо увлечены идеей донесения и раскрытия своей родной культуры людям других культур. Поскольку профессиональная деятельность Гульназ очень близка по своему духу основной направленности Global Voices, мы решили пообщаться с ней об её уникальной роли связующего моста между англоязычным миром и Ираном.

Global Voices: В мире цифровой журналистики вы являетесь одной из наиболее заметных фигур. Ваш аккаунт в Twitter вошёл в топ-10 Twitter-аккаунтов, посвящённых Ирану, по версии The Guardian [анг]. Ваш блог Persian Letters стал финалистом премии Online Journalism Awards [анг]. Не могли бы вы немного рассказать мне о вашем опыте работы в этом новом медийном пространстве?

Гульназ Эсфандиари: Социальные медиа раскрыли мне доступ к уникальной информации об Иране и иранцах, позволили значительно расширить свою аудиторию и услышать больше голосов, чтобы отразить это в моих репортажах. Социальные сети значительно облегчили мне задачу услышать людей на местах, задачу коммуникации с моими источниками. Также я смогла выйти на новые информационные источники и лучше понять, например, непримиримых консерваторов, которые обычно отказываются давать нам интервью. Мне удалось распутать несколько тёмных историй за эти годы, всего лишь внимательно исследуя и сверяя информацию из блогов и социальных сетей.

GV: Вы были одной из первых, кто раскритиковал идею так называемой «Twitter-революции» 2009 года, когда многие провозглашали Twitter инструментом мобилизации и консолидации протестующих против фальсификации результатов выборов. Вы рассказывали в одной из ваших статей, как вы «развеяли иллюзии [ваших друзей] относительно Twitter-революции, показав, что большинство пользователей Twitter, освещавших этот протест, находились за пределами Ирана». Оглядываясь назад, шесть лет спустя после тех событий, какой вам сейчас видится роль социальных медиа в Иране?

Г.Э.: Я думаю, что использование социальных медиа в Иране и их значимость всё более возрастают. Это признаётся государственными чиновниками, и я вижу, что внутри страны становится всё больше людей, использующих социальные сети и приложения. Я действительно полагаю, что с 2009 года использование социальных медиа значительно возросло. Некоторые иранцы рассказывали мне, что они присоединились к Twitter после того, как узнали о многих необоснованных утверждениях о «Twitter-революции» в Иране. Социальные сети облегчили свободное общение и доступ к запрещённой или засекреченной информации, теперь люди имеют возможность обсуждать табуированные темы относительно открыто. В социальных сетях также нередко ставят под сомнение проводимую государством политику и продвигаемые сверху властные установки.

Недавний тому пример — запрет для государственных СМИ публиковать фотографии либо выступления попавшего в опалу бывшего президента Ирана Мохаммада Хатами, что вызвало мгновенную реакцию в социальных сетях, где люди начали распространять его фотографии. Также я до сих пор вижу людей, проявляющих свою озабоченность посредством социальных медиа в связи с помещением под домашний арест лидеров оппозиции Мира-Хосейна Мусави, Захры Рахнавард и Мехди Карруби, и это несмотря на то, что с момента их ареста прошло уже целых четыре года, а все их связи с внешним миром были оборваны. И таких примеров множество. Как вы знаете, есть несколько таких площадок, где иранцы имеют возможность свободно самовыражаться. Социальные медиа открывают простор для свободных дискуссий и обмена взглядами. Благодаря социальным сетям установились более тесные связи между иранцами, живущими внутри страны и находящимися вне её пределов.

Но не всё так хорошо. Социальные медиа нередко способствуют распространению дезинформации и всевозможных теорий заговора, которые чрезвычайно популярны среди определённых слоёв населения. И, конечно, правящий режим тоже использует социальные медиа в своих пропагандистских целях. Неуклонно растёт число высокопоставленных иранских должностных лиц, имеющих аккаунты в социальных сетях, а также и всесведущих «аналитиков», без комментариев которых не обходится ни одно текущее обсуждение ядерной проблематики, хотя по сути они просто вторят официальной линии государства.

GV: Вы пишете свои репортажи преимущественно на английском, хотя начинали вы свою карьеру как персоязычная журналистка. Какова причина этого перехода? И можете ли вы сопоставить обе эти свои профессиональные ипостаси в плане сравнения: лучше-хуже?

Г.Э.: Я сотрудничаю с Радио «Свобода» уже более 10 лет и все эти годы я постоянно чередовала свою деятельность в персидской службе радиостанции с работой в международной [англоязычной] редакции новостей, где я в настоящее время работаю. Иной раз мне приходится быть своего рода «мостом» между двумя редакциями, когда я стараюсь объединить репортажи наших коллег с Радио «Farda» [«Свобода»] с соответствующими репортажами для англоязычного веб-сайта. Работа в редакции новостей очень сильно отличается от работы в персидской службе. Но при этом, хотя мне и одинаково нравится работа как в персидской службе радиостанции, так и в международной редакции новостей, я ощущаю, что я очень многому научилась именно в международной редакции, благодаря работе, в которой я очень выросла в профессиональном отношении. Мне очень повезло, что я имела возможность работать бок о бок с очень профессиональными и опытными журналистами, у которых я смогла многому научиться.

GV: Многие персоязычные медиа выпускаются в диаспоре как представительства международных СМИ, подобных Радио «Свобода» или персидской службе BBC. Эти СМИ сообщают иранские новости сразу для двух аудиторий: и для тех, кто живёт в Иране, и для тех, кто находится за его пределами, хотя когда вы пишете на английском, вы освещаете иранские проблемы преимущественно для западной аудитории. Ощущаете ли вы какую-то разницу в стиле журналистики, ориентированной на Иран, и журналистики, предназначенной для Запада? И насколько легко для вас балансировать между двумя этими направлениями?

Г.Э.: Иногда материалы, написанные для иранских новостных сайтов, более пространны и менее сфокусированы в отличие от новостей для западной аудитории, которые подаются более лаконично. При этом достоверно-информативная часть порой теряется и не всегда используются авторитетные источники информации, которых в приципе не так много. Наблюдая за своей аудиторией, я заметила, что среди моих читателей есть и люди, живущие в Иране и, конечно, экспаты, поэтому в действительности моя аудитория — это не только западные читатели. У меня нет каких-то проблем с переключением между аудиториями, хотя для чисто иранской аудитории я пишу немного по-другому, учитывая особенности менталитета.

GV: Иран — довольно сложная страна со множеством противоречий и различных слоёв, и всё это часто бывает затруднительно понять стороннему наблюдателю. Верите ли вы в то, что работа профессиональных и грамотных журналистов, подобных вам, делает Иран чем-то менее чуждым и далёким для Запада?

Г.Э.: Я, конечно, очень надеюсь на это, хотя время от времени всё ещё появляются вводящие в заблуждения сообщения, в которых отсутствует понимание Ирана и иранцев, до сих пор бывает очень много упрощений, преувеличения или ошибок восприятия тех или иных вещей. Знание языка — это ключевой момент при подготовке качественного репортажа. Очень важно иметь возможность читать иранскую прессу, а не только сведения западных источников, и разговаривать с людьми на их языке. Я полагаю, что иранцы, присутстсвующие в социальных медиа, играют существенную роль в деле раскрытия миру того, что их страна — это нечто большее чем то или иное число ядерных объектов вкупе с недалёкими клерикалами, выступающими со своими сомнительными декларациями.

GV: И последний вопрос: если бы вы не были журналистом, освещающим иранские события, чем бы вы тогда занимались?

Г.Э.: Это тот вопрос, который я иногда задаю сама себе… Вероятно, я, как психолог по образованию, работала бы с беженцами из Сирии и других стран. С годами моё восхищение и уважение к медикам сильно возросло. Поэтому, сложись моя жизнь как-то иначе, именно эту профессию я могла бы для себя выбрать в качестве альтернативы.