Сирия: моя мама – живая

Эта статья публикуется в рамках цикла статьей блогера и активистки Марсель Шейваро, описывающего реалии жизни в Сирии в ходе продолжающегося вооружённого конфликта между силами, лояльными к правящему режиму, и оппозиционерами, которые хотят свергнуть его. 

Marcell Shehwaro

Марсель Шейваро со своей матерью на плакате, который подготовил и разместил на Фейсбуке иорданский блогер Мохаммед Аль-Куак.

Уже в который раз я откладываю написание этой статьи. Для человека, мать которого настигла смертельная пуля, писать о матерях и о Дне матери не очень-то полезно. Даже если согласиться с тем, что писательство обладает волшебным свойством, существует такая боль, которая слишком сильна. Она изматывает душу и тело, и от неё нет лекарства.

Я обещаю себе, что напишу о своей маме накануне Дня матери (в этом году в Сирии его отмечают 21 марта) – так я буду более объективной и нейтральной. Не знаю точно, кто мне такое сказал, что я должна повествовать о суровой реальности в Сирии с профессиональной выдержкой. Естественно, я не нейтральна ни по одной из позиций. Я – дочь этой земли, в которой похоронена моя мать, и у меня есть память. В тюрьме сидят мои друзья, чья мечта оказалась разбита тираном. Осколки их мечты пронзили и меня.

Я откладываю написание статьи о Дне матери, чтобы написать на волне чувств, которые охватят меня в этот день и помогут мне передать свою боль. Возможно, в этом новом и неистовом состоянии мазохизма я смогу почувствовать что-то вроде счастья, если кто-нибудь из вас признается мне, что после прочтения моей статьи у него на глазах навернулись слёзы.

У меня опять не получается. Наконец, я говорю себе, чтобы избежать написания статьи, что этот праздник – выдуманный день. Хафез аль-Асад (Hafez Al Assad) заменил Международный день матери этим праздником, чтобы угнетённые курды в моей стране прекратили праздновать Новруз, знаменующий наступление весны. И нас ещё обвиняют в том, что мы помешаны на политике. Как мы можем не быть на ней помешаны, если даже наши семейные праздники устанавливает диктатор?

Моя подруга Амира (Amira) спрашивает меня о теме моей следующей статьи. Даже не задумываясь, я отвечаю: моя мама. И заставляю себя писать.

Вам вполне может не понравиться то, что я собираюсь рассказать, так как это было написано в попытке побороть мою печаль. Я принялась за задание, думая расщёлкать его, как орех, но орешек этот оказался крепким, и потому в моём тексте есть оттенок горечи, которая может передаться и вам.

Моя мама Марина была домохозяйкой, которая неоднократно пыталась воспитать из меня и сестры благопристойных светских барышень. С моей сестрой ей это удалось.

Мама с папой поженились после периода ухаживаний и обмена письмами, которые по-прежнему хранятся в нашем доме в оккупированной части Алеппо, куда, как вам известно, я не могу попасть.

Моя мама была единственным ребёнком у родителей, которые поженились поздно, и мы с ней шутили, что единственный ребёнок обычно вырастает избалованным. Это было далеко от истины. Родители её умерли рано, и она осталась совсем одна – ни братьев, ни сестёр, ни родственников. Так и получилось, что её семья – это только папа, сестра и я.

Мама, привыкшая к образу жизни жены православного священника, постоянно пропагандировавшего ценности, благопристойное поведение и тёплые взаимоотношения, с любовью выполняла те мелочи, которые были важны для него. Она и о нас заботилась с любовью – постоянно ссорясь со мной и помогая моей сестре принимать небольшие решения.

Мой папа умер молодым от сердечного приступа. У него не было ни единого шанса выжить. Во мгновение ока он покинул маму, которая осталась одна с двумя дочерьми на руках. Моя сестра Лейла уже готовилась создать семью, в то время как я была трудным ребёнком, всё время независимым и спорящим по любому поводу. Меня чуть не исключили из школы за невыполнение требований учителя и за написание сочинения, где я говорила о жестокостях в нашей школе.

После того как моя сестра вышла замуж и покинула дом, 9 лет мы жили с мамой вдвоём. В этот период наши отношения были прекрасными, пока не началась революция в Сирии, и мама не прочитала мой блог-пост под названием “Наш народ заслуживает свободы”. В этот момент она начала играть роль родителя, давать мне советы и спорить со мной. А я в свою очередь начала мою роль мятежника, отказываясь подчиняться семейному давлению.

Мы с друзьями-активистами начали фотографироваться на акциях протеста спиной к камерам, но моя мама умела вычислить меня из целой толпы спин, даже на смазанной фотографии, сделанной мобильным телефоном. “Марсель, это не ты там на Салахуддинском протесте?” – спросит она. Я врала и говорила, что не я. А она делала вид, что верит мне.

Моя мама плакала всякий раз, заслышав революционную песню следующего содержания: “Я шагаю на демонстрацию, кровь на моих руках. Ты не плачь обо мне, мама, я стану ангелом в небесах”.

Тем не менее, она проживала революцию со мной. Она запоминала имена арестованных друзей и молилась за них. Она помогала подправлять неаккуратные стежки на революционных флагах, которые мы тайно распространяли, а в кругу родни и знакомых она защищала меня, принимая на себя нападки.

Каждый раз, когда по причинам безопасности мне приходилось выезжать за границу, мама упаковывала мне чемодан. И прикрепляла моё  фото в уголок своего монитора. За неделю до того, как её убили, мама сказала мне: “Вы с сестрой – единственное, что у меня осталось. Если ты уйдешь, половина моего мира рухнет. Ты это понимаешь?” И хотя я прекрасно понимала, почему она так боится, меня это начинало злить. Однажды я эгоистично ответила ей, о чём жалею до сих пор: “Я не намного ценнее, чем дети других людей, а ты ничем не отличаешься от других матерей. Если бы я сидела в тюрьме, ты бы разве не хотела, чтобы мои друзья протестовали? Ты разве не для этого привела нас сюда?” Она закрыла глаза и зарыдала. Потом сказала: “Мемо, знаешь ли ты, как я горжусь тобой?” И я улыбнулась. Думаю, что именно эти слова делают меня сильным человеком, каким я являюсь сегодня.

Неделю спустя военные на КПП решили, что машина, в которой моя мама возвращалась со свадьбы знакомых, вызывает подозрения. Они выстрелили в машину, и пуля попала прямо в мою маму и убила её. Она убила мою маму. Мою маму — женщину, которая верила в любовь, красоту, семью и права сирийских женщин на жизнь без страха и тревог.

Одна пуля положила конец всему. Она прошла через её тело, заодно убив огромную частицу меня и моей души. В полиции мне говорят с бесчеловечностью, свойственной режиму: “Эта ошибка – человеческий фактор. Не принимайте как личное”.

Однажды я напишу вам о её смерти, о похоронах и о моей утрате; но сегодня я хотела познакомить вас с моей мамой – живой.

Тебе, моя мама: каждый год ты продолжаешь жить в моей памяти. И я надеюсь, что ты сейчас гордишься мной так же, как и тогда.

Марсель Шейваро ведёт блог на marcellita.com и делает твиты на @Marcellita, в основном на арабском языке. Вы можете прочитать первые три статьи из цикла здесьздесь и здесь

Начать обсуждение

Авторы, пожалуйста вход в систему »

Правила

  • Пожалуйста, относитесь к другим с уважением. Комментарии, содержащие ненависть, ругательства или оскорбления не будут опубликованы.